Как ни странно, увлечение японским языком и культурой в моей жизни, сколь угодно поверхностное, началось в глубоко перестроечные годы, в ранних девяностых, когда большинство населения об этом вообще не слышала, кроме отдельных читающих граждан. Мне тогда было лет одинадцать-двенадцать, и если бы не случай, я бы тоже о ней долго не слышала. Я тогда читала все подряд, и тогда я еще не выработала не систему интересов, ни систему выбора следующей книги. Парой лет позже я уже делала так: если книга понравилась, читаем предисловие, смотрим, с чем ее сравнивают, и ищем в районной библиотеке соответствующие названия. Если есть. Как я сейчас понимаю, районная Межциемская библиотека была довольно убогой, но идея записаться в центральную мне пришла сильно позже и не самостоятельно. Потом меня ознакомили с Плявниекской библиотекой, которая была побогаче. Именно там я ознакомилась, например, с Бредбери. А потом у меня появился компьютер, 386 Оливетти с 20-мегабайтным жестким диском. У моего тогдашнего бойфренда на работе был интернет, и я таскала оттуда книжки на трехдюймовых дискетах, заархивированные текстовые файлы, чтобы побольше влезало. Но я отвлеклась.
Так вот, в начале девяностых мой папа ездил со мной в кемпинг. Не знаю, чем это было при советах, возможно, домом отдыха. Кемпинг располагался на берегу озера Набас посреди леса. Мне-ребенку там было просто роскошно. В год, о котором идет речь, папа пригласил с собой знакомую пару, а я не взяла с собой книг, кроме учебника по физике -- поскольку я тогда перешла в другую школу, а мои будущие одноклассники уже год учили физику. Я надеялась, что отсутствие другой литературы мотивирует меня читать учебник. Ха-ха три раза. Оно мотивировало меня читать книжку 50-х годов издания "Якутские алмазы1" про поиск, добычу, огранку и проч. вышеупомянутых алмазов, видимо, живущую в нашей комнате с момента постройки здания. А потом девушка из пары, поехавшей с нами, дочитала взятую с собой книгу Сэй-Сёнагон и, видя, чтό я читаю от безысходности, выдала мне её в порядке благотворительности. Книга мне понравилась до невозможности. Впоследствии я нашла Сэй-Сёнагон дома (советские домашние библиотеки!) и регулярно ее перечитывала. В те времена Хэйянская утонченность, разговоры цитататами и аллюзиями и прочая высокая романтика, особенно по контрасту с окружающей действительностью, произвела на меня неизгладимое впечатление. Мне хотелось большего. Но предисловие ссылалось только на Мурасаки Сикибу ("Повесть о Гендзи" - это её), а ее в районных библиотеках не обнаружилось. Тупик. Поэтому интересу пришлось подождать.
Впоследствии я некоторое время искренне пыталась найти и прочесть повесть -- но в тогдашнем интернете я ее не нашла, в университетской книжной лавочке -- роскошная была лавочка -- на месте ее не было, а за заказанной я не пришла -- то ли у меня не было денег, то ли просто выветрилось из головы, то ли обе причины сразу. К слову сказать, недавно я все-таки её прочитала. Но впечатление на меня Хэйан произвел совсем другое. Если раньше я сильно не одобряла захват сёгунатом власти в стране, то после прочтения я убедилась, что - честно - они сами об этом просили. Настойчиво. Я имею в виду, что если вы назначаете министров исходя из их свособностей к музыке и стихосложению, вы должны быть готовы к тому, что последует. Кто-то должен управлять государством, и если вы этого не делаете... К слову сказать, перечитанные записки Сэй-Сёнагон тоже сильно изменили мое впечатление, хотя и не о Хэйяне, а об авторе -- и, как ни странно, не в худшую сторону. Боже ж ты мой, какая язва. Начитанная до неприличия (в прямом смысле слова -- читать китайскую литературу женщине было неприлично), прекрасно складывающая стихи -- и горе тому, кто подставился. Еще она страшно любознательна -- и это очень мне импонирует. Мне очень жаль, что она умерла тысячу лет назад.
1 Очень похоже, что я угадала -- Издательство "Знание", 1957